Создатель гиперболоидной башни на Шаболовке стал прообразом инженера Гарина

Духовный мир инженера. Vebra2007.ru
Professor.

Каждый очередной показ фильма о грозном изобретении дерзкого героя Алексея Толстого подогревает интерес к поколению талантливых инженеров-энциклопедистов конца XIX — начала XX века, самым ярким из которых был изобретатель-универсал Владимир Шухов.

«ПРИХОЖУ я однажды раньше обычного в свой кабинет, — вспоминает он, — и вижу: моя ивовая корзинка для бумаг перевернута вверх дном, а на ней стоит довольно тяжелый горшок с фикусом. И так, знаете, ясно встала передо мной конструкция башни-гиперболоида. Уж очень выразительно на этой корзине было показано образование кривой поверхности из прямых прутьев.
— Маша, — спрашиваю домработницу, — а ты не провалишь ли легкую корзинку такой тяжестью?
— Эта корзинка и не такое выдержит, — уверенно ответила она».
Так плетеная корзинка для бумаг, подобно яблоку Ньютона и ванне Архимеда, придала нужное направление полету творческой мысли изобретателя. Остальное довершили его обширнейшие инженерные познания.
Владимир Шухов был убежден, что создание грандиозных построек с применением простейших методов — это искусство, уходящее корнями во времена строительства египетских пирамид. В самом деле, созданные им конструкции не уступают великим творениям древнего гения. Заглядывая в будущее, он предсказывал появление легких, но прочных металлических сооружений.
Талантливый изобретатель значительно опередил инженерную мысль своего времени. Количество созданных им шедевров потрясает воображение. Говорят, его друзья даже как-то составили «азбуку Шухова», в которой каждой букве соответствовало определенное открытие или изобретение. Под буквой А здесь значились ангары, Б — баржи нефтеналивные, В — водонапорные башни, Г — газохранилища, Д — доменные печи, Ж — железнодорожные мосты и т. д. По чертежам Шухова созданы паровые котлы, нефтеперегонные установки, трубопроводы и резервуары для хранения нефти, арочные перекрытия цехов и других высоких помещений (например, киевского вокзала и московского ГУМа), хлебные элеваторы, трамвайные парки, маяки, заводы-холодильники, дебаркадеры, мины.
Каждый удачный инженерный проект Шухов приравнивал к произведению искусства. Не зря почитатели его таланта сравнивали его экспозиции на зарубежных выставках с русскими сезонами Дягилева в Париже. «В наше время, — говорил изобретатель, — инженер не может достичь успеха, если он не отшлифован Пушкиным, Чайковским, Репиным». Это отношение к проектированию, как к искусству, а не ремеслу, сблизило инженера со многими деятелями искусства. Он дружил с Максимом Горьким, часто посещал Художественный театр, где блистала любимая им женщина Ольга Книппер, и даже сконструировал для театра крутящуюся сцену. Впрочем, этот роман длился недолго. «После постройки добротного здания леса убирают», — с горькой иронией заметил он, получив решительную отставку, но тут же попал в очередные сети и вскоре женился на подруге актрисы Анне Медынцевой. Жизнь с ней сложилась не слишком удачно, но одержимость творчеством помогала ему не пасть духом. К тому же он обладал обостренным чувством юмора. Друзья инженера рассказывали, как он, спроектировав для богатого нефтепромышленника Шамси Асадулаева нефтеналивные баржи, предложил ему испытать одну из них, наполнив вином и пустив в пробный рейс по Волге. Тот многодневный кутеж сотрудников проектного отдела во главе с Шуховым на барже стал легендой.
Инженер был увлекающейся натурой и часто менял хобби. Его видели то стреляющим из лука, то метающим бумеранг. В одной из частных коллекций до наших дней сохранились собственноручно выточенные Шуховым шахматы. (Форма ладей, кстати, имеет ярко выраженное сходство с силуэтами водонапорных башен, созданных по его чертежам.) Но самой большой страстью изобретателя был велосипедный спорт, считавшийся тогда в России экстравагантной новинкой.
В 1887 году в Александровском манеже проводились велосипедные соревнования для всех желающих. Сначала непривычное зрелище вызывало у публики смешки, однако азарт велогонщиков вскоре передался толпе, и с трибун полетели одобрительные возгласы. «Рыжий, поддай!» — дружно скандировала дюжина зрителей, стихийно сформировавшись в группу поддержки гонщика с рыжей бородкой клинышком, резво оторвавшегося от соперников. Эта самая группа радостно взревела, когда их подопечный пришел к финишу первым. А когда «рыжий» оказался известным московским инженером Владимиром Шуховым — смущенно притихла.
Прочный и цельный внутренний мир инженера-художника не смогла разрушить даже Октябрьская революция. Он отреагировал на смену власти подобно Архимеду, просившему завоевателей только об одном — не трогать его чертежи. «Оставьте мне мои тетради с формулами, и я буду работать», — без затей заявил он. Советская власть не замедлила воспользоваться его талантом и опытом, не забыв, впрочем, подчеркнуть, что ему оказана высокая честь участвовать в социалистическом строительстве. Впрочем, это демонстративное доверие не избавило сына Шухова от ареста, а его самого — от выселения из квартиры на Новинском бульваре.
В советское время Шухов еще многое успел. На его счету — Магнитогорский, Кузнецкий и Запорожский металлургические комбинаты, несколько нефтепроводов, московская гиперболоидная башня на Шаболовке (148,2 м). Конец карьере инженера положил его отказ возглавить проектное бюро института «Стальмост». Мотивов своего решения он не излагал. Только сказал бывшим сотрудникам загадочную фразу: «И в музеях у каждого из нас есть любимые экспонаты».